Вадим Кораблев поговорил с Сергеем Гилевым.
Конечно, вы помните Серегу Гилева. Он работал на Sports.ru с 2007-го по 2016-й: управлял Трибуной, строил наши соцсети и был лучшим другом всех блогеров. Гилев пригласил в редакцию Вадима Лукомского, Романа Сприкута, Виталия Суворова, Никиту Киселева и еще десятки прекрасных людей, которые и сегодня делают российские (и не только) медиа сильнее.
В 2012-м, когда Гилеву было 32, он захотел стать актером и совмещал работу на сайте с занятиями в Школе драмы Германа Сидакова. Сейчас Гилеву 40 – и он снялся в первой большой роли. На прошлой неделе вышел финальный (восьмой) эпизод сериала «Чики» режиссера Эдуарда Оганесяна. Это страшная комедия-драма про четырех проституток, которые решают изменить жизнь и открыть фитнес-клуб. Главную роль сыграла Ирина Горбачева, а одну из важных – тихого полицейского – Антон Лапенко. Гилев же превратился в бездушного и жестокого бандита Данилу и сделал это настолько здорово, что его отметили почти все критики, которым сериал очень понравился: «Афиша» назвала его лучшим в 2020 году, а Esquire написал, что его должен посмотреть каждый.
Мы поговорили с Гилевым о том, как он не сошел с ума, пройдя путь от ведущего на радио в Ижевске и грузчика в Москве – до звезды Sports.ru и съемок в кино.
И да, не удивляйтесь: парню на фотографии – 40 лет.
Гилев на Sports.ru: до этого работал грузчиком, создал великий чат в скайпе, рисовал в офисе, ушел после разговора с Дудем
– Как ты попал на Sports.ru?
– До 21 года я жил в Ижевске, уехал в 2002-м – сразу после Нового года. Работал на радио, потом ушел на второе. На втором радио мне платили 1800 рублей в месяц, это было мало. Меня все время охранники звали работать грузчиком, говорили, что там спокойно можно зарабатывать 4 тысячи. И я думал: ох, какие они богатые.
Потом пришел новый директор, дал какую-то мелочь в качестве новогодней премии, я был пьяненький и послал его. Он меня выгнал с вечеринки. На первой же планерке после Нового года я сказал: ребята, я от вас ухожу. А программный директор обиделся, потому что в конце планерки планировал сказать, что меня отстраняют.
В Ижевске не осталось радиостанций, и я уехал в Москву – четыре года работал грузчиком. Был знаком только с ними и водителями, не очень понимал, куда еще можно пойти. Деньги какие-то были, время тоже появилось постепенно. Радовался жизни и гулял по Москве. Изучил вообще все улицы. Потом вдруг появились какие-то друзья, которые сказали: иди работать в интернет. А в 2006 году у меня дома как раз появился нормальный интернет – не по модему, а по проводу. Я где-то шарил и подумал, что нужно вернуться к футболу, которым я всегда увлекался.
Набрел на конференцию Васи Уткина, подумал: ого, Вася Уткин отвечает на вопросы – интересно, смешно. И как-то Вася написал, что конференция переезжает на Sports.ru. Я нашел сайт – тогда он еще был синенький. Сайт показался очень классным, а потом появилось объявление, что нужны люди, которые будут вешать ссылки на голы: к имени забившего добавляешь ссылку на ютуб или еще куда-нибудь. Это был блог «Телевизор 2.0».
Прошел тестовое задание, сделал какие-то видосики и пошутил про кота. Тогда работал Ваня Макаров (сейчас – заместитель генерального продюсера по диджитал-продуктам РБК – Sports.ru), он меня и взял. Пришел в офис на Арбате, познакомился с Ваней Калашниковым (бывший главный редактор Sports.ru, теперь управляет нашими международными проектами – Sports.ru) и Димой Навошей. Но первое время работал не из офиса, а из дома – Спортс был не основной работой. А потом стал основной.
– Каким ты видел Спортс, когда только пришел?
– Всех стеснялся. Мне казалось, что я попал к каким-то офигенным типам, они все такие дружбаны, такие классные, шутят шутки в офисе. Стеснялся даже заходить к ним. В общем, мне надо было немного привыкнуть. И это заняло пару лет.
Сначала приходил на планерочки, мне очень нравилось, что там всегда говорили о судьбах: куда мы движемся, кем станем.
– Правда, что ты основал Трибуну?
– Погоди, давай, чтобы никто не обиделся. Трибуну придумали Дима Навоша с Ильей Салтановым (директором по развитию – Sports.ru). Они всегда были умными и всегда делали все, чтобы быть самыми клевыми. Они придумали и сделали ее как-то охрененно быстро. Блоги моментально появились, мы вот только помечтали об этом – и все заработало. Какие-то первые люди начали писать, появился первый текст из слова ###. Потом он куда-то вылез, потому что его заплюсовали.
До Трибуны я работал со ссылками и взял модерацию. Никто, кстати, об этом вроде и не знал. А когда Трибуна появилась, надо было, чтобы кто-то ей управлял. Мне тогда сказали: иди к Диме, скажи, что ты хочешь. Я пришел к Диме, и он ответил: давай попробуй. И как-то все пошло.
Набирали людей из блогеров, это было очень удобно: чувак уже пишет у нас о спорте, что-то понимает, давайте просто его возьмем. Так мы взяли Олега Халиулина (теперь директор по маркетингу нашей головной компании Tribuna Digital – Sports.ru), нас стало двое. Постепенно Олег стал заниматся другими клевыми вещами, а я остался с Трибуной, появились соцсети. Каждый год собиралась команда, ребята росли и уходили на повышение в разные офигенные места. От нас реально вышли миллиарды клевых типов. Пять или шесть разных составов. Тогда называли себя «Удинезе», сейчас бы называли «Уфой».
– Ты вытянул на Спортс многих людей, которые сейчас очень известны в профессии. Был какой-то метод?
– Они сами себя вытягивали. Я просто писал им: ты делаешь офигенный блог, пойдешь к нам работать? У нас мало денег, но мы классные. Все, что ты предложишь, мы можем дать сделать. Прямо абсолютная свобода. И все приходили.
Рома Сприкут, Вадим Лукомский, Артем Петров (управляет медиа «Зенита»), Никита Коротеев (управляет медиа российской киберспортивной организации Gambit Esports – Sports.ru) – и еще миллион человек. Сейчас каждый, кого не вспомню, обидится. Ребята, всем привет. Не сердитесь.
– Вот ты их пригласил. Чем они занимались?
– Делали так, чтобы люди, которые пишут в блоги, были довольны. В те времена я описывал нашу профессию так – большой-большой аниматор. Собираешь тысячу человек, которые производят контент, чтобы миллион человек его потреблял. И тысяча человек, которые производят контент, должны быть счастливы. Ты должен с ними общаться, оставлять комментарии, звать туда других людей, подсказывать, как лучше оформить пост, рекламировать их блог. Только так это подпитывается и живет. Человек доволен, только когда у него есть отклик.
Сначала ребята присматривали за блогами, а потом еще за соцсетями. Внутри мы распределяли, кто будет специализироваться на твиттере, кто – шутить во «ВКонтакте». Кто-то, как я, просто общался с блогерами, чтобы они не чувствовали себя одинокими. Это был основной заработок моей команды. Но дальше ее на всю голову использовала редакция. Некоторые ребята стали классными. Некоторые – великими.
– Сейчас, конечно, звучит удивительно. На блогах и соцсетях Спортса работали Сприкут, Лукомский, Шмелев, Суворов, Киселев.
– Да-да! Помню, как говорил: Виталя, какого хрена ты нихрена не делаешь, а сидишь ленишься? Давай вот здесь ты будешь работать, а вот здесь – писать. Потом оказалось, что Виталя больше любит не писать, а руководить. Хотя не знаю – может, и не любит. Но у него отлично получается. Он ведь сейчас международными соцсетями руководит? Тогда мы даже ничего подобного не представляли.
В общем, я остался добрым дедушкой, воспитателем детского лагеря, который смотрит, как его ####### (ребята – Sports.ru) подросли и давным-давно обогнали во всем.
– Все, с кем я общался, говорят, что рабочий чат в скайпе – лучший в их жизни. Что там было особенного?
– Просто я очень добрый. Вроде руковожу ребятами, но никогда не ору, ничего не заставляю. Только иногда – когда у нас совсем все плохо.Когда человек заходил в наш чат, он сразу становился дружбаном – как будто мы его знаем уже 20 лет. Мы просто были юными и классными. У нас все только начиналось, все было впереди.Трибуна тогда не была такой большой, вообще Спортс не был таким большим и известным. Люди иногда говорили: «Спортс? Не знаю, я читаю «Спорт-Экспресс» и «Чемпионат».
– Все тебя очень тепло вспоминают. А был момент, когда с кем-то не получалось договориться?
– Самый жесткий момент – когда я решил, что художник. Купил холстов, масляную краску и херню, которая ее смывает – она жутко воняла ацетоном. И я прямо в офисе начал рисовать, а редактор Кирилл Благов мне сказал: «Какого хрена ты делаешь? Воняет же». Я ответил: «И че?» Но потом понял, что веду себя как тупая скотина, извинился и перестал.
– Я до сих пор помню, как в 2013-м на почту пришло письмо «Вы ужасно оформляете тексты в блогах». Все тогда очень ругались. Такая подача была ошибочной?
– Это было офигенное письмо. Я обратился к людям от всей души. Когда я обращаюсь к людям в жизни, стараюсь делать это честно. Подхожу к какому-то режиссеру и рассказываю, что думаю. Может, ему раньше этого никто не говорил и будет интересно послушать. Он может завестись, появится новая энергия. Разговор получается энергичным и интересным.
А когда ты пишешь, нет интонаций. Ты не видишь людей, не понимаешь, в каком состоянии их застал. И они начинают ругаться и ненавидеть тебя. Но за эту штуку я точно не переживал, переживал за миллион других вещей.
– Например?
– У нас был самый прекрасный и трудолюбивый медиаменеджер в истории страны – Дима Навоша. У него сменилось 17 разных коллективов и примерно полторы тысячи человек – а качество постоянно растет. Дима был главным, но работал с нами параллельно, иногда делая чуть ли не больше.
Мы все были не такими трудоголиками – мы радовались жизни на работе, веселились, иногда чего-то не доделывали. Дима же всегда видел в работе жизнь.
Когда мне Дима сначала в почте, а потом в мессенджере писал, как все плохо, я думал: ааа, что же делать-то с собой? Как со всем этим справляться? Таких мелких моментов было много.
– Расскажи, как работалось с Юрой Дудем.
– Офигенно. Главным редактором был Ваня Калашников, но он уехал [в Англию]. Назначили Юру – и это было классно. Потому что из всех, кто был на Спортсе тогда, Юра был самым энергичным. А энергия – это очень важно. Он ведь даже когда говорит – как будто орет. Когда я в офисе заходил в комнату, где сидит Дудь, он мне орал: «Серррееегааа!» А я ему: «Юрееееец!» Потом он начинал шутить. Да, с шутками у него плохо. Но это тоже смешно, когда у человека плохо с шутками. Ты начинаешь шутить так же, возникает приятная атмосфера.
Юра почти всегда соглашался на безумие, которое мы предлагали. Его планерки – это вообще любимое время. Сначала ругали друг друга, потом предлагали идеи. Очень хорошо с ним работалось.
– Опиши работу на Спортсе в одном предложении.
– Провел бы там всю жизнь, но я актер.
– Сейчас читаешь сайт?
– Он у меня во вкладке, которая вообще никогда не закрывается. И в телефоне есть приложение, которое его очень сильно нагревает.
– Что скажешь?
– С каждым годом Спортс становится лучше. Мне очень нравится, что сайт не то чтобы меняется, а постоянно делает вещи, которые нужны именно в этот момент. И не потому что так кто-то сказал, а потому что ребята взяли и придумали это.
Раньше мы иногда смотрели на «Медузу» в плане заголовков и форматов. Но какая «Медуза»? Ребятушки, эти заголовки мы делали в 2013 году. Сейчас я всем говорю: смотрите как делают на Спортсе и постарайтесь сделать примерно так же – будет хорошо.
– Трибуна стала лучше?
– У меня такое ощущение, что ее нет. Специально на нее заходить неохота. Странное ощущение: когда я открываю главную, мне интересно кликать на тексты в ленте, а на вкладку «Блоги» – нет. И даже если там есть какой-то забавный заголовок, я на него забиваю. Не знаю, почему так.
– Многие говорят, что у Трибуны кризис, потому что она уже не станет роднее, чем в начале десятых.
– Мне кажется, Трибуна уже не сможет сильно измениться. Как раз года с 2015-го она начала проигрывать соцсетям, потому что устарела технически. Я вот не знаю, как написать что-то из приложения. Наверное, можно, но я не знаю.
– Пока нельзя.
– Ну вот, а все же сейчас сидят с телефонов. Когда Трибуна возникла, мы мечтали сделать ее соревнованием. Появился рейтинг – хотели, кстати, обнулять его каждый год, чтобы одни и те же люди не застаивались в топе. Важно было бороться за виртуальное лидерство, привить интерес. А если я сейчас захочу написать о спорте, наверное, сделаю это в фейсбуке.
– Как ты ушел со Спортса?
– Это был 2016 год, к тому моменту я уже в основном управлял соцсетями, которые должны были давать трафик. Они все время росли, а потом в какой-то момент уперлись и встали. Я смотрел и думал, что они какие-то прошлогодние, ничего не меняется. Как будто всем немного надоело, я начал понемножку ходить то в театр, то в кино. Думал: когда же мне отсюда уйти?
И вдруг Юра Дудь сказал: «Серег, что-то ты как-то подустал». Юра – большой дипломат, и я согласился, что немножко подустал. Он говорил: подергайся еще месяцок, и если не разгонишься – может, того? Я сказал: окей, хорошо. Подергался месяцок – и ушел.
Было как-то странненько и грустно. Все-таки 9 лет работал – большую часть взрослой жизни. Но ничего.
– Не обижаешься на Дудя за тот разговор?
– Нет, так ведь и надо разговаривать. Как приличный человек я, наверное, должен был подать в отставку за год или два до этого диалога. Но я, как и все, не самый приличный. Маленький и слабый. Поэтому случилось так.
Да, грустил и думал: черт, где я теперь вообще буду работать? Кто меня возьмет? Я что, буду бомжом?
Гилев в кино: «Чик» снимали в Кабардино-Балкарии (местные возмущались, что это «сериал про шлюх»), Горбачева очень помогла в сцене, где он ее домогается
– Ты начал учиться на актера в 32 года. Смело и круто.
– Я всегда был комнатным актером – это когда ты в любой компании больше всех шутишь и кривляешься. Очень просто, хотя все говорят: ой, ты актер! Вокруг меня уже были люди, которые работают в кино – друзья, знакомые, друзья знакомых. Тут и я подумал, что нужно стать актером, но не знал, как это сделать. Однажды позвонил во ВГИК, и мне сказали, что меня не возьмут, потому что я старый. Окей, хорошо. А потом друг Саша Амиров сказал: поучись в школе, набирается группа. Я пошел в школу Германа Сидакова, познакомился с людьми, и мне все объяснили. Постепенно начал двигаться.
И да, я отпросился на работе. Пришел к Диме Навоше, рассказал, чем хочу заниматься и что это никак не повлияет на работу. Это и правда не влияло – нормально работали.
– Сначала был театр?
– Да, там учат через сцену. Каждое воскресенье что-то играешь. В этом большой плюс, потому что суперинтенсив. Привыкаешь и становишься начальным актером. Мы и снимали какую-то дрянь, но сейчас очень стыдно на это смотреть. Хотя чего стыдиться, я же учился.
– В итоге ты решил, что лучше кино, чем театр?
– В театре денег особо нет. Мы играли на своей сцене, сами приводили туда зрителей – это тяжелая штука. Потом был клевый момент, когда мы поездили по фестивалям, и мне дали приз за лучшую мужскую роль. Это было в Шарм-Эль-Шейхе, я сказал тогда: очень хороший момент, чтобы уйти из театра на пике. Да, он научил меня всему, но я хочу в кино, потому что это профессия и там можно зарабатывать деньги. И ушел.
– Какую ты тогда цель ставил? Стать суперзвездой?
– У меня в голове всегда одна простая фраза: «Когда я стану великим артистом…» И к этому надо потихонечку идти и трудиться. Мне сейчас, мать вашу, повезло. Взял – и попал в «Чики». Да я офигенный чертов везунчик! Просто мне в 40 лет повезло, а Ингрид Олеринской – в 18.
– Ну, ты не так и долго шел до большой роли.
– Просто я думаю: а не Курникова ли я? Не знаю, кого еще привести в пример, кто один раз выстрелил – и все. Таких миллионы. Сейчас мы летом порадуемся, что сделали офигенную штуку, но если из этого ничего не выйдет дальше, будет страшный провал. Очень обидно и тяжело. Не хочу даже думать об этом. Пусть не будет так, пусть все получится. Не хочется быть человеком, который один раз выстрелил и исчез.
Странное чувство: со мной столько клевых людей разговаривают, а я ведь просто постоял в кадре со страшной рожей.
– Перед интервью у тебя были пробы. Как все прошло?
– Сериал про любовь, название говорить нельзя. Пока вообще не представляю, как они прошли, потому что никогда этого не знаешь. Вроде бы все вежливые и добрые, а потом просто не отвечают. Или отвечают через агента: нет, спасибо. Но никто не расстраивается. На каждую роль претендуют 20-40 человек, суперконкуренция.
Пока ты простой парень, как я – ходишь-ходишь-ходишь. И иногда вдруг раз – тебя куда-то берут.
– По какому графику ты живешь?
– Обычно просыпаюсь в 6 утра, потому что в рожу светит солнце – и это бесит. Окна выходят на восток, я встаю и закрываю шторы. Заодно иду кормить кошку. Ложусь обратно – и сплю еще часа два. В 8 или 9 просыпаюсь, открываю телефон и разгребаю сообщения. Потом надо немножечко поработать. Я же до сих пор работаю – надо где-то зарабатывать деньги, чтобы не зависеть только от актерства. А то объявляют карантин – и актеры без работы.
– Занимаешься соцсетями «Мела»?
– Да. Если Sports.ru – лучший сайт про спорт, то «Мел» – лучший сайт про образование.
Это очень удобная работа, потому что ее можно взять с собой. Вот я приехал на пробы, а ноутбук лежит в рюкзаке. Или поехал сниматься – взял компик, посидел поработал, все сделал на три часа вперед. А дальше опять сниматься.
Последние две недели у меня состоят из работы на «Меле» и перемещений по городу на пробы. А до этого я год сидел дома и иногда ходил в зал, чтобы стать качком.
– И тоже работал на «Меле»? Или снялся в «Чиках» – и хватало денег, чтобы особо ни о чем не думать?
– Нее, мне еще никогда не хватало денег от съемок, чтобы жить. Я начинал на «Меле», еще когда работал на Спортсе. Почти год делал это параллельно. А потом со Спортса меня выгнал Дудь, и я работал только на «Меле». Потом еще какие-то работы нашел, потому что думал: чего я буду ходить бедным?
В этом году решил оставить только «Мел». С ним я справляюсь, могу совмещать со съемками. В общем, «Мел» меня кормит, пока я безработный в основном актер.
– Ну твоя жизнь хоть как-то изменилась после «Чик»?
– Последние 3-4 недели что-то меняется. Мы сняли клевый сериал, но ведь многие снимают клевые сериалы. Никогда не знаешь, насколько громко он зазвучит. Вдруг про нас написали вообще все хорошие медиа, потом стали обсуждать в твиттере, в инстаграме, в фейсбуке. Я разобрался с агентом, начали появляться пробы. До карантина их не было, потому что, когда ты снимаешься раз в полгода-год, пробы бывают редко. А тут все заговорили, роль оказалась заметной.
Сейчас у меня дикий момент, супершанс, когда нужно этим воспользоваться. В этом жизнь и изменилась.
– Я посмотрел 6 серий «Чик» – между «Миллиардами» и «Настоящим детективом» – и мне очень понравилось. Даже в такой грозной компании сериал выглядит отлично. Как ты там снялся?
– Однажды я познакомился режиссером Эдуардом Оганесяном. Он удивительный человек, работал художником, учился во ВГИКе. Что-то после этого снимал, но именно сейчас ему удалось сделать мегаавторский сериал – ему никто не мешал, он все делал ровно так, как задумал.
У нас с Эдиком есть две общие знакомые, которые учились с ним. Эти девочки мои друзья. И они ему хвалили меня как актера, говорили: Эдик, будешь что-нибудь снимать, возьми Гилева. Эдик очень отзывчивый, любит актеров, которых еще никто не снимал. Он сразу видит, если человек на что-то способен.
Так вот, Эдик добавил меня в друзья в фейсбуке и просто следил за мной. Потом мы увиделись вживую, и он позвал меня сняться в пилоте. Долго обсуждали моего героя, насколько он должен быть злым. Когда я прочитал первый сценарий, не представлял, что могу быть таким злым. Но Эдик говорил: это фильм, все будет окей. Он описал, как я буду выглядеть. Сказал, какая будет прическа, что я буду с усами и немногословен. Полностью ввел в курс дела. Грубо говоря, мне и готовиться-то не надо было. Просто делай страшную рожу и иногда что-нибудь говори.
Кстати, я даже немного поучаствовал в сценарии: попросил добавить собаку. Люди ведь любят собак, а эта скотина (герой Гилева – Sports.ru) – нет. Странно не любить собак. Своровал эту штуку из моего любимого ютьюбовского нарисованного сериала «Репка». Там есть тип, который не любит собак, мне очень нравился этот ход.
– В «Чиках» я твоего героя просто ненавижу – ты очень классно сыграл. Сам доволен?
– Это большая роль – из тех, которые никуда не спрятать. Если ты ошибся и сделал плохо, это все увидят. Больше всего я боялся, что когда увижу сериал, мне будет стыдно за себя. Я не видел материал вообще, поэтому смотрел вместе со всеми. И я очень боюсь последней серии (мы записывали интервью до ее выхода – Sports.ru): там будет много страшного, и я не знаю, как себя проявил. Когда снимали, мне говорили, что все хорошо. Но не верится.
Сейчас уже легче, все друзья очень хвалят. Я подумал: ну окей, видимо, я и правда хорошо сыграл. Не надо стесняться, лучше отбросить кокетство. Если понравилось – значит, действительно что-то есть.
И здесь включается следующая проблема: не остаться навечно в этой роли. Я хочу быть уверен, что могу быть разным.
– Тебя узнают на улицах? Пишут в фейсбуке?
– В фейсбуке несколько человек написали. Добавили в друзья наши с тобой общие друзья. Все люди, которые работают в медиа, друг друга знают. На улицах не узнают.На этом этапе главное, чтобы узнавали в индустрии. Чтобы я пришел на пробу, а там уже знали, кто я. Это очень важно, потому что сейчас я прихожу как абсолютно незнакомый человек. Говорят: сыграй нам, что умеешь. И с чистого листа решают. А хочется, чтобы у них уже было представление.
– Энтони Хопкинс говорил, что во время съемок самых жестоких сцен «Ганнибала Лектора» думал, что будет есть на ужин. У тебя получалось разделять роль ублюдка и реальную жизнь?
– У всех свои методы. Когда кто-то рассказывает, как 28 дней подряд смотрел в зеркало, чтобы сыграть определенную роль, все восхищаются и говорят: да, вот так надо! Но это не со всеми работает. Один планирует ужин, а другой всей душой ненавидит героя. Никто в мире не знает, о чем думает актер, когда снимается. Если твоя рожа уместна, а режиссер доволен, то и актер будет спокоен.
Когда-то я разгонял посторонние мысли, а когда-то приходил в кадр расслабленным, только что с кем-то посмеявшись. Один раз даже с похмелья. Но слегка! Это было ужасно, решил, что больше никогда так не сделаю. Похмелье у меня наступает после двух бокалов вина. Мы всем Спортсом гоним на непрофессионалов, а сами… Надо стремиться хотя бы в этом соответствовать.
– Что тебе давалось особенно тяжело?
– Орать. Я в жизни не ору, но играл чувака, который может орать. Актеры вообще любят поорать, некоторые делают это прямо постоянно. Когда я ору, мне кажется, что я делаю какую-то искусственную дрянь, это прямо не то. А иногда расслабляюсь – и вроде все нормально. В «Чиках» есть момент, где я поорал – мне он показался странным. Хотя там были все обстоятельства, чтобы наконец-то взять и нормально поорать. И я все равно недоорал. Буду учиться.
– Вы снимали в Кабардино-Балкарии. Местному народу точно не близка тема сериала, к проституткам там очень сложное отношение. Были случаи, когда на вас наезжали?
– Люди возмущались, когда узнавали, о чем все это. Кто-то кому-то что-то сказал – и весь город знает, что снимают сериал. Кто-то один услышал тему – и началось. Все сводилось к такому описанию: они снимают кино про шлюх. Каких еще шлюх? У нас тут шлюх не бывает! И тогда они писали кому-то, в том числе режиссеру. Иногда приходили в гости. Но у нас выдающийся режиссер, он со всеми настолько подробно обо всем разговаривал, что все уходили довольные. И казаки приходили, которым он тоже объяснил, что здесь не на что обижаться.
– Твой герой – казак. Сейчас они в основном известны тем, что разгоняют людей на митингах. Тебя это волновало?
– Во-первых, у меня по папе и бабушке все донские казаки. И я всегда говорю: ребята, я казак. Правда, когда надо, говорю, что я монгол.
Во-вторых, я сам в детстве был таким человеком. Когда в России не существовало патриотов – таких, как сейчас – мне было очень обидно за страну. Я очень расстраивался, что мы продали Россию американцам. Что у нас тут все нефтью торгуют и выводят деньги. Но потом я стал чуть умнее, эти взгляды ушли. Я стал просто человеком, который любит людей.
Слушай, я понимаю людей, которые выступают за традиционные ценности. У меня есть друзья, которые за них. Почему нет? Вот нам с тобой это не близко, мы бы не разгоняли митинги. А другим кажется, что их страну хотят угробить – и они реально в это верят. Это как Луи Си Кей рассказывал про людей, которые против абортов. Что им можно предъявить? Они считают, что аборты – это убийства людей. Как они могут не протестовать против этого?
Так и здесь. Люди от всей души чувствуют, что стране что-то угрожает. Они за старый уклад: жена, муж, дети. Жена готовит, муж зарабатывает. Почему нет? Мне было нормально играть казака. Я не думаю как они. Но дай бог им здоровья.
– Интересно, как ты понимаешь идею сериала. Мне показалось, что он не только про злых и несчастных людей, а вообще про всех нас. Мы хотим выглядеть как с глянцевой обложки, даже когда у нас для этого ничего нет.
– Вот ты спросил, у меня начало что-то в голове формулироваться, и по левой стороне головы аж мурашки прошли. Это все про то, что мы слишком злые.
Почему мы постоянно лезем в жизнь других людей? Почему мы им что-то запрещаем? Почему мы готовы дойти до насилия? Это сериал – про то, что кем бы человек ни был, он человек. И надо его понять – особенно если он хочет меняться. Это о том, что не надо воевать, а надо обсуждать и разбираться.
Когда разные люди сталкиваются в одном месте, начинают общаться и к чему-то приходят, сразу появляется фраза: «Я думал, что они такие, а оказывается, они совсем другие». Да, проститутки. Но они же девчонки. У них есть какие-то причины, что-то в жизни случилось. И если они хотят найти другой путь, почему бы им не помочь? Зачем их втаптывать в грязь?
– Насколько условия, в которых живут герои сериала, влияют на уровень агрессии?
– Полностью. Здесь у меня начинаются претензии к власти. Кто-то их не понимает, но все идет сверху. Путин не очень добр к людям, он не подает нам пример доброты.
Нам говорят про 90-е. Я помню 90-е, там было модно быть бандитом, уровень агрессии был высокий. Но и сейчас высокий – просто немного в другом формате. Поэтому я стараюсь ходить по городу и улыбаться. Если даже на меня орут, я никогда не ору в ответ. Лучше просто улыбнуться.
– «Чики» – это еще и разговор о патриархате. Мужчина всегда главный, у него власть. А женщина на втором плане, ее можно всячески принижать. В России с этим серьезные проблемы?
– Конечно. Начиная с того, что девочек воспитывают принцессами. Ты должна быть отличницей, готовиться к тому, что станешь мамой, хорошо готовить и так далее. Девочке сразу объясняют, кто она такая. Что она не может делать некоторые виды работ просто потому, что она девочка. Ты, наверное, для этого туповата. Ты, наверное, недостаточно сильная. Тебе не хватит мозгов, чтобы управиться с мужиками. Тебе, наверное, надо родить. Вот это вот все. Ну это продлится еще лет 100. Может, и станет чуть лучше, но пока не исчезнет.
– Кто из актеров в «Чиках» тебя поразил? Вот ты смотрел на работу человека и подумал: да, здесь мне надо поучиться.
– Наверное, Михаил Тройник, который сыграл отца Сергия. Я смотрел на него в жизни, а потом раз – отец Сергий. Невероятно. А кого-то выделять из девочек… Ну как? Они делали клевые вещи, и я знал, что они это умеют. Они играют чуть-чуть другую штуку, которую мне никогда не сыграть. Поэтому когда я смотрел на них, я просто радовался жизни.
Был же еще просто невероятный момент. Мы снимали ужасную сцену, где я себя плохо веду рядом с Ирой Горбачевой. Один кадр, ночь. Мы с ней примерно одного роста. Она, может, чуть выше. При этом я ее прижимаю к стене, немного наклоняюсь вперед и оказываюсь ниже. У стены какая-то лесенка, она на нее встает, все уходит вверх. Мне нужно рвать на ней майку и прижимать к стене так, чтобы ничего не повредить. Очень сложная штука.
Сначала не все получалось идеально. И тут она мне говорит: «Серег, давай просто снимем классно». То есть она на опыте меня разрядила: Серега, все хорошо. Я же еще переживаю, все ли удобно делаю. Не передавливаю ли ей шею. А она раз – и расслабила. Спасибо ей. Я так и не успел ее поблагодарить, поэтому делаю это сейчас.
– Ты понял, в чем феномен Горбачевой? Почему ее все любят?
– Она добрая. Она работоспособная. Она отзывчивая. На «Кинотавре» мы снимали «Великий русский фильм», я просто подошел к ней и сказал: Ирина, мы делаем фильм по сценариям из комментариев, пойдешь сниматься? И она говорит: да, давай. Пришла вся в белом и валялась на полу, хотя шла на какое-то мероприятие. Она мегаорганичная.
Люди чаще всего критикуют актеров: в жизни мы так не разговариваем. А она всегда разговаривает как в жизни. Умеет говорить любой текст правильными человеческими интонациями.
– Понял. А в чем феномен Антона Лапенко?
– Он хитренький, у него дохрена чувства юмора. Все артисты последние 10 лет, когда развивались соцсети, друг другу говорили: если тебя никто не снимает, сними себя сам и выложи в ютуб или инстаграм. Играй что ты хочешь, это же возможно. Кто-то так и не пробует, а кто-то пробует – и у него не получается. Тут проблема в том, что многие не сценаристы, а Лапенко еще и сценарист. Еще и стиль у него есть. Еще он может быть абсолютно разным в своем стиле.
И он пер до конца. Можно ведь снять 10 видосиков – и у тебя в подписчиках будут только друзья, мама и еще два человека. Кто-то расстроится и бросит, а он не бросил. Дотерпел. Я, кстати, сначала его не понял. Думаю: ну, чувак корчится, что за КВН? А потом проникся. Особенно когда увидел в жизни: какой хороший человек – с шутками, которые мы шутили 20 лет назад. И со словами, которые мы используем с друзьями.
Гилев в Ижевске: мечтал быть водителем автобуса и держать точку с видеокассетами, бросил военное училище, универ и сельхозакадемию
– Часто бываешь в Ижевске?
– Как минимум раз в год: сделать документы, повидаться с мамой, с братом, с сестрой и кошками. Однажды я как-то не был года полтора – это максимум. То ли денег не было, то ли времени. Приехал через полтора года и охренел, как все изменилось: появился торговый центр с эскалатором.
– Чем занимаются твои родители?
– У меня только мама, она работает на механическом заводе. Проверяет что-то у тех, кто вывозит товар с завода. А папа занимался чем попало: у него была страховая компания, работал инженером, инспектором. Он умер, когда мне было 17.
– О чем мечтают пацаны в Ижевске?
– Я мечтал водить автобус, а в 90-е мечтал о бизнесе. Тогда это формулировали по-другому – точка. И я мечтал о точке с кассетами. Какие-то корявые мечты.
Главное, что со мной в детстве о мечтах никто не разговаривал. Как с ними справляться. Куда с ними идти. Каким образом их осуществляют. Что это не просто мечты, а так можно сделать. Сначала идешь сюда учиться, потом в еще одно место, начинаешь что-то делать – и у тебя получается. Наверное, поэтому у меня ничего не получалось. Только когда совсем вырос, понял какие-то правила. Думаю, это случилось в актерской школе.
– А друзей было много?
– Миллион, прямо тонны друзей. В школе, вокруг школы, в лагере. Когда подрос, я ведь работал на радио. А когда ты был на радио в Ижевске в конце нулевых, тебя по голосу узнавали таксисты. И в барах иногда наливали бесплатно. Поэтому друзей было много.
Тогда вообще было классно. И пить можно было на улице.
– После школы ты учился в Сельхозакадемии. Как туда занесло?
– У нас всего четыре ВУЗа. Сельхоз, мед, технический и гуманитарный. Мы с дружбаном Валькой думали, куда идти. А ему папа сказал: езжай в военное училище. Мы стали выбирать и остановились на Саратовском военном институте. Поехали туда, потому что там после обучения сразу давали гражданскую специальность – можно было стать специалистом по нефтяной промышленности. Подумали: вау, будем торговать нефтью. Дружбан потом на самом деле торговал нефтью, а я потихонечку слился. Не сдал экзамен и уехал домой. Не знал, что делать дома, поэтому просто ходил по улице, отдыхал.
И тут меня тетя устроила в Сельхозакадемию. Там было заочное обучение, я ходил и общался с очень странными людьми, потому что все они были старше меня. Проучился два года – и меня выгнали.
Потом я пытался учиться на журфаке в РГГУ (гуманитарный университет в Москве – Sports.ru) – платно. Вроде старался там появляться, все было нормально, а в конце года мне сказали: у вас не сданы зачеты. Я думал: черт, когда же все их сдавали? Не допустили к экзаменам – перепоступил на первый курс. И больше там не появлялся.
– Ты вел программу «Музыкальный слив» на радио «Адам». Расскажи, что это было за время.
– Там работала пара-тройка знакомых, пришел на прослушивание и старался делать так, чтобы не дрожал голос. Дико волновался. Сижу в комнате перед микрофоном, а передо мной пять человек: ну давай, неси что-нибудь интересное. И надо что-то говорить. Очень неловко, сидят люди, которых я слушал по радио еще в детстве, руководитель и знакомая девчонка. Вроде я хочу с ними дружить, а они смотрят на меня как на говно. Но в итоге взяли.
Это было удивительное время. Мне, 20-летнему тупому человеку, отдали полчаса эфира в субботу – в 15:00, кажется. И никто ничего не проверял. Можно было делать что угодно. Радио было про рок и хорошую музыку, а в «Музыкальном сливе» можно было включать попс. И я там включал любимый попс, а между песнями глупо шутил, потому что мало готовился. Иногда по пути на работу – в троллейбусе.
Лучший эфир был, когда друг Рустем сказал, что из колонок прямо несло перегаром. Правда, тот эфир я не помню.
Гилев как художник: была выставка в Нью-Йорке (обожает путешествовать по Штатам), продавал картины в офисе
– Когда ты начал рисовать?
– В детстве я рисовал на картонках формата А4 акварелью. В девятом-десятом классах делал картины со странным задумчивым подтекстом. Когда Спортс переехал на Третьяковку, прямо в нашем дворе открылся магазин для художников – с красками, холстами и так далее. Зашел туда и обрадовался: нифига себе, холсты стоят всего 37 рублей. А большой – всего 100 рублей. Решил, что это мне по карману, раньше-то думал, что художником быть очень дорого. Купил все нужное, рисовал – и в офисе развешивал, чтобы отдавать и продавать. Когда кому-то отдавал, было неловко перед чуваками, которым продавал. Но продавал недорого. Все мне говорили, что когда я стану знаменитым и умру, они хорошо заработают на моих картинах.
Рисовал маслом, оно меня жутко бесило. В офисе на меня странно смотрели, когда ходил стирать кисть после масла. Думали: что он вообще делает? Какой-то ненормальный. Но потом привыкли. Я перешел на акрил, он быстро сох и не портился. Акрил – лучшая в мире вещь.
– Сколько картин ты продал в офисе?
– Всего штук 50, а в офисе – три или четыре.
– Какие были цены?
– От 3 до 20 тысяч. Одно время было прямо приятно. Вот пришла зарплата, а вот я продал пару-тройку картин. Хорошая прибавочка, спасибо.
– Мне как раз Тема Шмелев присылал интерьер комнаты, где у него твоя картина – на самом видном месте.
– Мне потом еще такую же свинью заказали. Я нарисовал, ее кому-то подарили. Чувак мне потом писал: смотри, у меня твоя свинья. А я отвечал: как она может быть у тебя, это же свинья Артема Шмелева. Я просто забыл, даже не помню, куда ушли многие картины.
Рисовать интересно. Надо делать это больше. Хочется быть актером и рисовать.
– У тебя даже была выставка в Нью-Йорке. Расскажи, как это случилось.
– Это очень простая история. В Нью-Йорке у меня живет дружбан, он там тусит и знает кучу людей. Однажды он оказался на выставке в большом офисе Soho. Там были ничем не занятые белые стены, и компания решила, что тоже отдаст их под выставки – будет галерея. Делайте открытие, приглашайте друзей, вешайте работы. Картины будут висеть еще три месяца. При этом мы с вас ничего не берем.
Дружбан спросил у них: возьмете Серегу? Показал им мои картины, и они согласились. Я полетел в Нью-Йорк 1 февраля, а 7-го была выставка. Купил 65 холстов и быстро нарисовал 65 картин. Помню, что сильно болел, надо было работать на Спортсе – и это было дико неудобно. Просыпался ночью, было много футбола, надо следить, чтобы все шло нормально. А я еще, по-моему, полгода жил тогда в Ижевске и никому не сказал на Спортсе, что улетаю в Нью-Йорк. Просто взял, улетел – и вернулся обратно.
– В Нью-Йорке купили картины?
– Штук 20. Причем все покупали в Россию. Моему дружбану приходилось их хранить у себя дома, а потом пересылать через каких-то знакомых туристов, которые летели в Россию. Картину не возьмете? Давайте. Очень чудно.
То есть формально у меня была выставка в Нью-Йорке. И какая разница, какое это пространство. Кто прикопается? Ко мне пришли люди, на открытии было человек 100. Я поил их чаем, колой и какой-то выпивкой. Там были итальянцы, которых я не знал и которых не знали мои друзья. Откуда они взялись? Были понаехавшие русские, были китайцы, были местные клевые черные ребята.
Так что я могу спрашивать любого художника: у тебя была выставка в Нью-Йорке? Нет? Ну, все понятно. Можем спорить дальше, но все понятно.
– Сейчас ты рисуешь?
– Я делаю, но просто затормозил. Уперся в какую-то одну, там куча мелких деталей. Надо закончить, чтобы начать новую. Слушаешь музыку и рисуешь картину – мечта. Ничего больше не надо.
В Нью-Йорке, кстати, так идеально и сложилось. Почему-то основной музыкой в плейлисте оказался «АукцЫон». Февраль, холодно, суперголубое небо. Я в Гарлеме, один, болею. Иногда выхожу пожрать в «Макдональдс», где вообще нет белых людей. Вся квартира заложена 65 холстами, на которых я одновременно рисую. И мне клево.
– Я вчера посмотрел один стрим и очень удивился. Передо мной обаятельный классный чувак, а там ты сказал, что большую часть жизни был в депрессии. Ты говорил про болезнь или просто так выразился?
– Да, я всегда уточняю, что не хочу обижать людей с настоящей депрессией. Мне ее никто не диагностировал, потому что я никогда ни к кому не ходил. Но мне было очень плохо и тревожно. Просыпаешься – и не понимаешь зачем. Я всегда хотел быть радостным и веселым, а был никаким, ничего не радовало.
Потом начинаешь работать – и забываешься. От новости – к новости. От комментария – к комментарию. От переписки – к переписке. Под вечер становилось попроще. А потом закат, и ты думаешь: фак, как все плохо. Лучше мне всегда становилось с людьми. А я же еще большую часть жизни работаю дома – с тех пор как ушел из грузчиков и попал в интернет.
Кстати, когда я был грузчиком, у меня не было такой депрессии: там живешь по-режиму. Как нормальный человек.
– А когда это началось?
– В старших классах школы. Как-то проснулся и такой: воу, у меня закончились силы. Помнил, что они были, а сейчас пропали. Было время, когда каждый день пил выпивку. В такие моменты плохо только с утра, когда не опохмелился. А дальше более-менее.
Но потом я бросил и 15 лет не пил. Первое время хорошо, а потом опять все обваливается. Сейчас я нормальный, веселый.
– В эфире 2015 года ты отвечал на вопросы читателей Спортса и сказал: «В последнее время нигде не хочется бывать, а вот в США хорошо». Что там хорошего?
– Просто любимая страна, мне там нравится. Правда, у меня давно нет визы. Сначала не успевал продлить, потом не было денег, потом еще что-то.
Я просто люблю США за то, что там все одинаково и понятно. Вот ты едешь по дороге – и она везде более-менее одинаковая и понятная. Не то чтобы она выдающаяся, но не такая плохая, как в Калужской области. Если рядом есть заповедник или достопримечательность, то к ним тоже будет хорошая дорога. И вокруг все будет красиво оформлено. Будет хороший ресторан, куча народа и магазин с мерчем. Это будет, в какой бы глуши ты ни оказался.
В США ты едешь и знаешь, что через 50-100 километров гарантированно будет офигенная гостиница. Ну как офигенная? Мотель. Но он будет или сетевой, в котором вообще все понятно, или одиночный, где почти все понятно. А главное – там все понятно с матрасами. В России беда с матрасами. Они все мягкие – и пружины торчат. Еще беда с обоями, шторами и покрывалами.
Я люблю прилетать в США, брать машину и ездить по стране. И у меня там друзья живут – это тоже классно. Как-то мы проехали через зиму в Чикаго, приехали в весну в Сиэттле, а потом в жаркое лето в Сан-Франциско и в Лос-Анджелесе. Все радует: горы, степи, коровы.
– Сколько раз ты там был?
– Около 10. Но много раз я был подолгу – 20 дней, 25 дней, два месяца. Или срывался стихийно. Например, в 2015-м сидел и решил улететь на Новый год на 4 дня в Лос-Анджелес. Взял – и улетел. 12 часов летишь туда, потом обратно. А в самом ЛА спишь у друзей, а за окном новогодние фейерверки. Зато потратил кучу денег.
У меня просто еще друзья живут в таких приятных местах, где классно находиться, классно гулять. Горы, холмы. Или как-то у меня был день рождения, мы шли в кафешку – и туда заходит Рассел Брэнд (британский стэндап-комик и актер – Sports.ru). Смотрите, ребята, Рассел Брэнд пришел на мой день рождения. Или я в первый раз приехал в Лос-Анджелес, гуляю – и вижу, как Люси Лью снимается в новом фильме.
– Когда-нибудь тебе было страшно ездить по Штатам?
– Однажды мы были в Северной Дакоте с Олегом Новиковым, который тоже работал на Спортсе. Это был какой-то очередной бум сланцевой нефти, но штат-то пустоват, вечер. Нам надо бы спать. Поехали искать отельчик и нашли какой-то очень маленький в городке Салеме (как из фильма Salem’s Lot). Подумали: идеальное страшное название! И в этом отеле вообще никого нет, какие-то странные тени прячутся за столом, на ресепшне бабка с дедом, очень медленно двигающиеся. Мы решили, что они вампиры, и сбежали оттуда. Потом 120 километров ехали до сетевой гостиницы.
А еще я как-то проснулся в Чикаго и думал, куда бы двинуть. Решил, что в центре негде припарковаться, и поехал в место, где снимали Shameless («Бесстыжие»). Сворачиваю, все начинает ветшать и превращаться в гетто. Черные парни толпами сидят на крыльце, ходят через дорогу и смотрят на меня. Потом начинают ходить передо мной по дороге. Но все было нормально – утро, бояться нечего.
Как-то еще ездил в Западный Балтимор (Балтимор считается самым опасным штатом – Sports.ru) посмотреть, стоят ли ребята по углам. Но никто не стоял. А потом подошел добрый черный чувак и сказал, куда заезжать не надо. То есть, возможно, опасность и была где-то рядом, но я не попадал.
***
– Русское кино – в порядке?
– Оно странное. Там есть цензура, некоторые режиссеры останавливают себя. А в целом – в порядке, нормальное. Так как оно не очень большое, в нем меньше организации, чем в американском. Поэтому страдает качество. В американских сериалах все мелкие роли сделаны офигенно, потому что чуваки по-другому работают, по-другому играют и им по-другому платят. А у нас с главной ролью все в порядке, а с эпизодами иногда нет. Я иногда играю в эпизодах, это офигенно сложная штука. Ты приходишь к людям, которые уже давно работают, и тебе нужно моментально стать одним из них, иногда сказав одну фразу. И в голове мысли, что нельзя ничего портить.
А еще есть проблема со сценариями, все хотят хорошие сценарии, а их нет. То есть если вы сценарист – просто идите в кино и станете великим.
– Три лучших русских режиссера.
– Оганесян, Шамиров и Каримов. Ой, ни одного русского. Но все русские!
– Подойдет. А у кого ты мечтаешь сняться?
– У Шамирова, но он меня не взял. У Перельмана еще (снял сериалы «Измены» и «Пепел», фильмы «Дом из песка и тумана» и «Мгновения жизни»), но он меня тоже не взял.
– А из мировых режиссеров?
– Пусть будет Рефн («Дилер», «Драйв», «Бронсон»). Он делает странное кино. А еще Дэмьен Шазелл («Одержимость», «Ла-Ла Ленд»). Очень клевый. И еще Лина Данэм, которая делала сериал «Девочки». Куда-то она пропала, пусть вернется и снимет что-то новое.
Но чтобы к ним попасть, сначала нужно нормально говорить на английском. Я пока нормально не говорю. И надо сначала стать здесь большим актером. Но готовиться к США, конечно, нужно заранее.
– Предположим, ты в фильме, где две главные роли – одна у тебя. С кем бы хотел сыграть?
– Со Скарлетт Йоханнсон. Она клевая. А в России – с Сухоруковым.
– Что ты можешь сказать тем, кто очень хочет, но боится изменить жизнь?
– Я всегда переживал и думал: окей, а что будет, если через полгода ничего не выйдет? Смогу ли я быть нормальным артистом, если у меня не будет денег на проезд? Поэтому балансировал. Лучше сразу приготовить какой-то запас денег на еду. Или объявить жене, родителям или друзьям: внимание, я начинаю новую жизнь, вы кормите меня ближайший год. И вот если найдется человек, который тебя будет кормить, все хорошо. Только важно, чтобы ему честно хотелось тебя поддержать и кормить.
Я еще как-то никогда не думал, что у меня в жизни перемены. Все происходило само. То есть я заявлял всем: ребята, я художник. Ребята, я актер. Но это была какая-то шутка, а изменения проходили плавно.
И если сейчас я стану актером, то нафиг не буду меняться. Хотя… Вдруг в 55 лет я захочу подстригать лужайки у друга, который купил поместье. Или уеду в Ижевск, сниму квартиру по дешевке недалеко от «Леруа Мерлен» и буду работать там на складе. Мне это тоже нравится. Классно.
Другие интервью Вадима Кораблева:
«Строят компании олигархов из ближнего круга». Интервью с нашим главным спортивным архитектором – про проблемы стадионов ЧМ и упрощение «Газпром Арены»
Разговор с Познером о неимоверной любви к спорту: пример Мохаммеда Али помог устоять перед КГБ, в школе зауважал бейсбол, в 86 лет без тенниса ноет тело
«Дети говорят: мы у тебя на втором плане». Интервью с нашим главным футбольным историком – о том, что любовь к игре дороже всего на свете
Фото: facebook.com/gilevgilev; instagram.com/gilevgilev; instagram.com/yurydud; more.tv
Оставить комментарий
Ваш емайл не будет опубликован. Обязательные поля помечены как (обязательное)